ГОРЬКИЙ ВКУС ЛЕБЕДЫ…

ДОБРАЛИСЬ В «11 ВАГОНЕ»

Идея поступить в Московский нефтяной институт им. Губкина появилась как-то спонтанно. Я слышал, что филиал этого учебного заведения не так давно открылся в Уфе и будто документы принимают также в Ишимбае. Мою идею о продолжении учёбы поддержал и мой лучший друг Дервиш. Откладывать всё в дальний ящик не было смысла, поэтому приготовлением занялись тут же. С вечера собрал документы, сварил шесть картофелин и пять яиц, заварил чай, расспросил у взрослых дорогу до Ишимбая…

На попутные машины в те далёкие годы рассчитывать не приходилось, их просто не было, поэтому надеялись только на свои ноги.

– Поедем в город в 11 вагоне, – хитро подмигнул мне Дервиш.

– Какой ещё 11 вагон? Встретить попутную лошадь – и то большая удача! – искренне удивился я.

Позже я заметил, что на галошах Дервиша красовалась две единички. Так мы и добрались до конечного пункта «в 11 вагоне».

Переночевали у моей близкой родственницы Раузы апай, а с раннего утра направились в приёмную комиссию. Просмотрев наши документы, нас уверили, что мы практически студенты. Оказывается, 75% пятёрок в школьном аттестате давали возможность стать студентом минуя вступительные экзамены. У нас с Дервишем в аттестате были практически одни пятёрки.

ИЗ КОНЮХОВ – В ПЕДАГОГИ

Воодушевлённые, мы отправились домой. До начала занятий было много времени, и, чтобы не прожигать его впустую, было решено на летний период устроится работать. Приняли нас на Карлинский нефтяной промысел. Дервиша взяли электромонтёром, а меня конюхом. Но поработать нам пришлось совсем ничего. За три дня я исходил десятки километров в поисках нужных мне лошадей, но никто не сказал, где их искать и каких они мастей. К тому же на выпасе было много колхозных табунов – поди разберись, где и чья лошадь. К исходу третьего дня я понял, что конюх из меня никудышный, и отправился домой. Дервиш проработал на промысле чуть больше меня, его уволили за разбитые лампочки, которые он выронил, когда лез на столб...

Решили мы попытать счастье в преподавательской деятельности. В Красноусольском РОНО нас приняли с распростёртыми объятиями. По собственному желанию можно было устроится в любую школу района, так как

преподавателей-мужчин практически не было, всех мобилизовали. Направление взяли в Мраковскую семилетнюю школу, я учителем физики и немецкого языка, а Дервиш – преподавателем математики.

УЧИЛИСЬ ВМЕСТЕ…

На новом рабочем месте нам обрадовались, директор Магруб Баширов встретил нас как родных сыновей. Но поработать под его началом пришлось недолго – он был направлен на другое рабочее место. Кресло директора занял Габделхак Сабитов из Янгискаина, но и он через три месяца был направлен на новое рабочее место – в НКВД г. Уфы. Третьим за короткий срок моим начальником была назначена Зулейха Сайгафарова из нашей деревни. Стоит отметить, что в 1942-1943 гг. в Мраковской школе преподавали пять моих односельчан.

Классы в школе делились на татарские и чувашские. Преподавал я и у тех и у других. Помню свой первый урок в роли учителя. Долго стоял в коридоре, не решаясь войти в класс. Но собрал всю свою волю в кулак, открыл дверь и произнёс: «Guten tag, Kinder!». Ученики с удивлением смотрели на меня, видимо, ничего не поняли. После я поприветствовал всех на родном, татарском.

Школьники с желанием изучали немецкий. Пришлось корпеть над учебниками вечерами и самому, так как иностранный язык я изучал лишь в 8-10 классах, за это время основательно пополнить свой багаж знаний было нереально. Так и учились вместе...

Ростом я был маленький, щуплый, носил короткую стрижку, как и мои ученики, да и старше них я был всего на чуть-чуть. Поэтому на переменах учителя меня, бывало, путали с учениками.

ЖИЛИ НАДЕЖДОЙ

Домой ходил ежедневно. Было у меня две пары обуви: кирзовые сапоги одевал в школе, а в дорогу – лапти. Прикупил фуфайку, снаружи утеплённую гимнастёркой. Зимой добираться домой стало тяжело, пришлось искать жильё в Мраково. Расположился на постой у бедной женщины с двумя сыновьями. Муж, как оказалось, у неё утонул. Семья два года не ела хлеба, питались в лучшем случае картошкой. Учителям же в то время ежемесячно выдавали по 4 кг муки, которые я приносил хозяйке квартиры. Хлеб из неё практически не пекли, в основном, размешивали драгоценную муку в воде и хлебали ложкой. Голод мучил не только меня, дети тоже голодали. У многих из них отцы погибли на фронте. Во взгляде каждого – нескончаемая тоска и печаль. В свою очередь мы, более взрослые, поддерживали ребят, как могли, успокаивали, пытались найти ободряющие слова, рассказывали, что война скоро кончится и люди заживут счастливо и в достатке. И только нескончаемым ручейком продолжали приходить с войны похоронки…

Однажды нам с Дервишем пришла повестка из военкомата. В Красноусольске прошли медкомиссию. Меня отправили домой, сказав: «Сынок, плохо видишь, по ошибке расстреляешь вместо врага своих…», а Дервиша забрали на войну. Было до слёз обидно, но что тут поделаешь. Успокоил себя тем, что и в тылу принесу стране пользу.

ВСЁ РАДИ ПОБЕДЫ

Продолжил работу в Мраковской школе до тех пор, пока меня не перевели секретарём Янгискаинского СП. Зимой у нас остро стоял вопрос обогрева здания школы. Работа по заготовке дров ложилась на плечи учеников 5, 6, 7-х классов и их мам, отцы все были на фронте. С берегов рек Белой, Зигана, Карлы по пояс в снегу таскали ивовые ветки. В некоторых домах жгли помёт домашней скотины. Все с нетерпением ждали прихода весны, когда можно было собирать свежую крапиву, лебеду, борщевик и другие съедобные травы.

В те непростые годы в борьбу с врагом вносил свой вклад каждый человек. Одни с оружием в руках под градом свинцовых пуль шли в атаку, другие сутками стояли у станков, собирая оружие, технику и боеприпасы. В сёлах народ работал на полях, ночами женщины вязали тёплую одежду, варежки, носки. Всё было для фронта, всё ради победы. И победа, завоёванная весной 1945 года, была нашей общей, народной...

И. ВАЛИШИН, д. Янгискаин.