Ветрам и бурям вопреки…

– Нашу семью раскулачили в 1931 году, папу сразу же забрали, а мама осталась дома в Саитбабе, – начала свой рассказ Асия Шакировна. – Всех раскулаченных собрали в Красноусольске, а затем погнали. Папу определили в спецпоселение Средняя Тюльма в Белорецком районе. Работал он подсобным рабочим в лесопункте, затем лесорубом. В 1937 году, будто почуяв неладное, собралась в Ср.-Тюльму и мама. К тому времени на руках у неё был годовалый сынишка Такиулла. Его она тоже взяла с собой, везла на санях. Добравшись, она увидела еле живого отца, до того истощавшего, что под кожей выступали кости. Как потом папа рассказывал, труд был неимоверно тяжёлым, а кормили очень плохо. Люди десятками заболевали и умирали.

Мама выходила его, поставила на ноги. А в следующем году у них родился второй сын Амир. Всем семейным независимо от количества детей предоставили жильё в бараках. Были они четырёхквартирными, добротными – лес ведь рядом. В 1942 году появилась на свет Зульфия, а через три года – я. В 1947 году нашу семью сняли со спецучёта. Затем с перерывами в три года родились ещё две дочери Альфия и Закия, а наш братишка Вакиль – в 1953 году.

Кроме старшего брата, все мы родом из д. Средняя Тюльма жили там, как одна большая семья, помогая друг другу чем могли. Одежды и обуви не было, в одних валенках зимой все и бегали. Родители держали скотину, она очень поддерживала в голодные годы. Масло в качестве продовольственного налога сдавали государству, а катык ели сами, смешав его с травой и мукой. Из овечьей шерсти мама вязала варежки и носки нам, а также для отправки на фронт. Помню, папа с работы приходил очень уставшим и буквально валился с ног. А завтра снова в лес, работать по пояс в снегу. Многие не выдерживали, умирали.

В 1960 году мы вернулись в район. Мне тогда было 15 лет. Отчётливо помню, как долго добирались до Мендима, куда папу перевели на работу. На корову, тёлку, лошадь погрузили продукты и нехитрые пожитки, а сами шли пешком. Был июль, тепло и светло, поэтому и на ночлег останавливаться не страшно. Всю дорогу (шли 12 дней) с опаской поглядывали на братишку Вакиля, ведь ему было всего 7 лет, иногда его нёс на себе папа. Бывало, как только он объявит перевал, все плашмя валились на землю от усталости, в том числе и Вакиль. Иногда думали, что он не встанет. Так нет же, соскакивал раньше нас и начинал носиться по поляне, догоняя бабочек. Один раз чуть не лишились всего скарба. Шедшая во главе нашей процессии лошадь испугалась поезда и, сбросив груз, метнулась в сторону, за ней другая скотина. Вероятно, сами не догнали бы, да добрые люди помогли, остановили мчащихся во всю прыть животных.

Обустроившись в Мендиме (тоже выделили для проживания барак), мы, старшие, начали работать – из нашей семьи на лесопункт ходило сразу 6 человек. Возможно, это нравилось руководству, поэтому нам с братом дали направление на поступление в Уфимский индустриальный техникум, который мы успешно окончили.

В 1984 году мы переехали в райцентр. Умер папа 16 июня 1988 года, реабилитировали его уже посмертно, в феврале 1999 года. А я получила такой документ в 2015 году, до тех пор считалась дочерью кулака, – закончила свой рассказ Асия Шакировна.

А вот что поведал Наиль Аскатович.

– Нашу семью раскулачили после ноябрьских праздников 1931 года. Папа рассказывал, что в ту осеннюю кампанию было собрано около 450-500 человек, которых разместили в Красноусольской церкви, что находилась на ул. Коммунистической. Пока оформляли документы, их выводили на работу на территорию КСЗ для её уборки и т.д. Все передвижения – под контролем вооружённого конвоира. На ночь всех закрывали в церкви. Отец рассказывал, что однажды ночью один из мужчин стал стучаться в дверь с просьбой выпустить его в туалет, но охранник грубо «посоветовал» ему справлять нужду прямо там. Но мужчина не мог осквернить святое место и продолжал просить. Тогда охранник выстрелил в дверь, и несчастный упал замертво.

При раскулачивании моему отцу Асхату Назаровичу было 23 года, но к тому времени он уже был отцом двоих маленьких детей. После смерти дедушки Хабибназара он один содержал свою мать и семью. До сих пор не понимаю, за что же его раскулачили, ведь, судя по самому главному обвинительному документу – «Социально-экономической характеристике хозяйства Сатлыкова А. Н.», в тот момент у него были дом, крытый железом, амбар, сарай, лощадь, корова – всё в 1 экземпляре.

В волну репрессий осенью 1931 года из д. Утяково попал и очень уважаемый человек – мулла и учитель медресе Рахматуллин Файзрахман. А сколько их было по всему району! Помню лишь некоторые фамилии: Халиков Г. из д. Тугаево, Исламгулов Х., (Янгискаин), Репин Т. (Петропавловка), Елсуков (Буруновка), Осипов Д. (Мраково), две семьи Якишевых из Инзелги, Дегтярёв В. Макаров, Дашкова, Ситников (Табынск), Середа (Павловка), Фахретдинов (Ново-Бурлы), Искужин (Ибрагимово), Каримов Н. (Юлуково), Хасанов Ш. Н. (Саитбаба)…

Папа рассказывал, что после 12 ноября колонну раскулаченных погнали в Уфу, на строящийся в Черниковке завод УМПО. Колонну вели строго по одной линии, не разрешалось даже шага в сторону сделать, чтобы обойти лужи – шли прямо по ним. Было очень холодно. За день дошли до Булгаково, ночевать загнали в здание церкви. На следующий день добрались до места назначения. На стройке папе довелось возить по деревянным настилам тачку со стройматериалами. Но там гафурийцам долго работать не пришлось, так как возникла острая необходимость в рабочей силе на Белорецком металлургическом комбинате, где выплавляли высококачественную сталь. Было принято решение часть раскулаченных из УМПО направить в Белорецкий район.

Папа рассказывал, что в составлении списка для отправки на лесозаготовки принимал участие уроженец Табынска, он и включил в него большинство земляков-гафурийцев. Так наш отец попал на лесозаготовки в с/п Ср. Тюльма.

Для более успешной работы лесозаготовителей решено было создать семьи. И летом 1932 года в деревню Зилимкараново начали собирать жён и детей лесорубов. Туда из Утяково была вывезена и наша мама с двумя детьми. Мама вспоминала, что их погрузили в телеги и повезли в Ср. Тюльму. Обоз получился длиной около 3 километров. Там мои родители прожили до 1941 года.

Работа лесорубов была тяжёлой, дневная норма заготовки складочного леса – 4 кубометра. Выполнил её – получи норму хлеба, при невыполнении урезали её. Однако отец говорил, что в сравнении с условиями дальнейшей работы в Куз-Елге в Ср. Тюльме было куда лучше.

Невыносимые условия для работы и проживания в Куз-Елге создал комендант Городецкий. Как рассказывала мама, на складах продукты имелись, но комендант не разрешал их выдавать. В итоге люди умирали от голода и истощения. В поселении даже была создана специальная служба по выявлению мёртвых. Человек на повозке останавливался у каждого барака и кричал: «Живые есть?». Если ответа не было, он заходил в дом, выносил умершего и хоронил. В итоге такой античеловечной политики Городецкого количество лесорубов значительно убыло, соответственно и план по лесозаготовкам упал по этой причине. Чтобы исправить сложившуюся ситуацию, в «верхах» приняли решение перевезти лесорубов из Ср. Тюльмы.

Стоял декабрь 1941 года. Враг подошёл близко к Москве. Но оказалось, природа воюет на нашей стороне – установились жестокие морозы. До –50⁰ С доходило и в Куз-Елге (ныне – Межгорье), дул сильный ветер. В таких условиях была осуществлена перевозка лесорубов. Вскоре прозвучали две очень радостные вести: о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой и местная – о снятии с должности коменданта Городецкого. Жизнь в Куз-Еле начала налаживаться. Построили 7-летнюю школу, к этому времени здесь уже функционировали детсад, клуб, больница с врачом.

Лесорубы выполняли свои обязанности: готовили лес и складировали его на берегу реки Малый Инзер. К труду привлекали и детей: на заготовку сена, на посадку деревьев, на сброс брёвен в реку. Так как вся производственная деятельность держалась на конной тяге, то и лошадей было около 600 голов, их всех нужно было обеспечить сеном.

В 1961 году, через 30 лет со времени изгнания, наша семья вернулась домой уже в количестве 7 человек (родились я, брат и сестра). Для родителей это было огромное счастье! Но сколько людей осталось лежать в лесах, горах, утонуло в реках – никто не знает. На обелиске в Куз-Елге написано, что в результате непосильной работы на лесозаготовках и прочих карательных работах умерло более 8 тысяч человек. Вечная им память! А мы всё простили нашим обидчикам, пусть совесть будет им судьёй, если она у них есть. И продолжили жить дальше… – подвёл итог нашей беседе Наиль Аскатович.